keep moving forward
Название: Сделать шаг
Автор: yoaura
Пейринг/Персонажи: Вонхо/Минхек
Рейтинг: PG
Жанр: AU, фэнтези, херт/комфорт
Количество слов: 2106
Саммари/Описание: Всем крылатым рано или поздно нужно спускаться в долину. Wings!AU
читать дальше
Если живешь в горах, то совершенно не замечаешь, что воздух более разреженный, что солнце ярче, что даже в летний день ледяной ветер может пронизывать до самых костей. Все крылатые знают это только по словам людей, приходящих из долины. Сами они, рожденные на границе зеленой травы и снеговых вершин, не понимают, как может быть иначе, пока не спускаются вниз.
Когда Вонхо был маленький, он любил следить за облаками. Иногда они были так близко, что казалось — на них можно запрыгнуть как на мягкую постель, и облака отпружинят. Ему очень хотелось попробовать. Сидя на крыше дома и наблюдая за белыми пушистыми фигурами, он думал: «поскорее бы крылья полностью выросли».
Много сотен лет назад его племя ушло в горы, вытесненное с земель долины войнами и распрями. Там остались жить бескрылые, обычные люди, в то время считавшие, что крылатые — дьявольский народ, приносящий несчастья и недостойный жить среди лесов и пахотных полей. Прошло много времени, прежде чем племя прижилось в высокогорьях. Они научились строить добротные теплые дома, стали выращивать ароматные травы, зерновые, пригнали из долины коз, подбирали у подножий брошенных и диких животных. И так смогли наладить быт в горах, поближе к солнцу.
Но войны утихли, и люди из долины стали подниматься к горным вершинам: их тянули знания крылатого племени, накопленные за столетия. Крылатые — добрые, но не глупые. Свои секреты они не стали выдавать, но договорились обмениваться выращенной едой, ремесленными изделиями и всем тем, что нужно для жизни.
Так и появились Мены. Вот только не всегда бескрылые могли безопасно добираться в горы — некоторые поселения находились за многие дни пути от долины, к тому же высоко-высоко. Зимой им было невыгодно приходить. Тогда крылатые впервые за столетия решили спуститься с гор, да так и привыкли.
Мены стали неотъемлемой частью жизни всех людей — каждый крылатый время от времени должен был летать в долину, а кто-то путешествовал за ее пределы.
Вонхо же мечтал повидать как можно больше.
Папа рассказывал ему о красивых городах людей, говорил о прекрасных водопадах, закатах и рассветах. Что с мамой в молодости они часто летали вдвоем, и Вонхо думал: когда он вырастет, он увидит все своими глазами.
У Вонхо была младшая сестра. Она взрослела, и когда ему исполнилось четырнадцать, он решил, что именно с ней он обязательно слетает к морю. Ее белые крылья отливали голубым, и Вонхо думал, что море должно ей понравиться, ведь мама сказала, что оно тоже цвета неба.
Он смотрел на облака и был полон надежд.
А в пятнадцатый день рождения его отец разбился о скалы.
Вонхо стоял на обрыве и старался не смотреть вниз, призывая для этого всю свою силу воли. Страх сковывал руки, ноги, все тело, сердце гулко стучало, отдаваясь звоном в ушах, а губы подло тряслись.
Всего лишь одно движение — и он полетит.
— Ты сможешь!
Ну вот. Вонхо громко засопел, сделал шаг назад, еще один, а затем развернулся на пятке и взмахнул рукой.
— Если будешь отвлекать меня, не смогу!
Минхёк широко улыбался, сидя под раскидистым деревом, и перебирал что-то в руках — до него было шагов пятнадцать, поэтому Вонхо не видел что именно. И лучше бы не видел и вообще не звал Минхёка с собой. Слишком много шума.
— Я твоя группа поддержки, а заодно свидетель, без которого никто не поверит, что ты сам полетел. Приду и сообщу всем, что ты теперь взрослый. Воспрянь!
Минхёк взмахнул руками, и на его голову из ладоней посыпались травинки, которые до этого он разрывал пальцами. Вонхо громко рассмеялся, потому что, ну разве Минхёк не дурак? Он пробежался взглядом по сидящей фигуре. Белая свободная рубашка из мягкой ткани — такая же, как у Вонхо, — коричневые штаны, заткнутые в сапоги. Темно-русые волосы развевал шальной ветер, а перья в каштаново-бежевых крыльях слегка трепыхались. В племени было поверье, что если крылья двухцветные, то характер у человека — простой, как сложить два и два. Вонхо считал, что Минхёк изо всех сил старается этому поверью соответствовать, да только не всегда выходит.
Сзади, со стороны обрыва, ощутимо поддувало, и Вонхо, вздрогнув, решил еще немного подождать. Он отошел, плюхнулся рядом с Минхёком на траву и раскинул руки, щурясь от приятных лучей солнца, проникающих сквозь ярко-зеленую крону.
— Мама сказала, что хочет взять меня с собой на Мены. Говорит, я там всех людей завлеку: не умениями, так голосом. Не голосом, так красотой.
Вонхо приподнял голову и увидел, что Минхёк снова рвет травинки.
— Не хочешь?
— Хочу. И не хочу. Страшно немного, я все таки еще в долину не спускался.
Взгляд упал на сложенные крылья Минхёка. Лучики красиво подсвечивали перья, и казалось, что светло-бежевая часть почти прозрачная. У Минхёка были красивые крылья, под стать ему, а у Вонхо — черные, как смоль, и в семье больше таких не было. Они не будут так же красиво выглядеть на солнце, зато если летать в темноте — зрелище, наверное, страшное и захватывающее. Вот только, во-первых, ночью летать слишком опасно. А во-вторых, Вонхо до сих пор… не взлетал выше своего роста.
Обрыв, у которого они сидели, был местом, где каждый из их поселения совершал свой первый полет. Эта традиция передавалась из поколения в поколение: достигший восемнадцати лет подросток мог назвать родителям имя человека, которому больше всего доверял, а затем вместе с ним приходил к одному и тому же месту. И прыгал. Свидетель связывался клятвой, обязываясь подтвердить, что теперь крылатый действительно может летать, спускаться в долину и приносить своему дому пользу.
Вонхо не мог. Ему только-только исполнилось двадцать два, и он был благодарен племени за то, что обряд не обязательно было совершать при всех и в определенное время. Он мог совершить первый полет хоть в пятьдесят, но ему самому хотелось летать. Когда Вонхо смотрел на своих родных, на друзей, расправляющих крылья и летящих, свободных, у него захватывало дух, а в груди становилось так щекочуще тепло, что самому не терпелось. Но обычно это длилось всего миг, ведь потом он вспоминал, насколько сильно боится высоты.
Крылатый боится высоты.
Минхёк вдруг отряхнул ладони и потянулся руками к Вонхо, а затем зарылся пальцами в его волосы. В груди что-то дернулось, словно лопнула струна, и Вонхо закрыл глаза, позволяя себе насладиться этими мимолетными ласками. Любовь Минхёка к прикосновениям — палка о двух концах. И хочется, и колется, ужасно колется, особенно когда Минхёк лезет обниматься, а делал он это не реже трех раз в день. Вонхо пришлось привыкнуть чувствовать его теплые крепкие руки и дыхание на щеках и держаться, держаться.
Земля под спиной была теплая — даже через крылья он это чувствовал. Ветерок ласково холодил кожу, а Минхёк приятно касался волос, и Вонхо на пару мгновений забыл о том, где они, зачем сюда пришли, о чем говорили… Хотелось вечно плавать на этих волнах удовольствия, сладко покачиваясь и ни о чем не заботясь.
— Может, сначала попробовать взлететь с возвышенности, а не сразу в пропасть?
Наваждение схлынуло, по рукам пробежал холодок. Вонхо резко сел и повернулся к Минхёку.
— С чего ты взял, что я не смогу, как нужно?
— Потому что ты до сих пор не смог, — Минхёк смотрел как-то чересчур нежно, и Вонхо отвел взгляд, устремляя его в сторону обрыва. — Я тебя знаю. Если ты можешь, ты делаешь это сразу. Мне кажется, тебя что-то тревожит.
Ему было двадцать, когда Минхёк предложил быть свидетелем первого полета. Радость и торжество заполнили Вонхо до краев, когда он увидел Минхёка, взмывающего ввысь из расселины. Тот был свободным, полным сил и счастья, ведь теперь он был настоящим взрослым, а не просто оперенным крылатым. Солнце поблескивало и переливалось на двухцветных крыльях Минхёка, а Вонхо ощутил, как в уголках глаз скапливаются слезы от бушующей внутри невысказанной любви, перемешанной с тоской.
Где-то в глубине души Вонхо думал, что станет посмешищем, если признается. Он никогда не слышал о том, чтобы кто-то из племени не мог полететь. Были рассказы о женщинах и мужчинах, которые совершили свой первый полет уже будучи бабушками и дедушками, но Вонхо не хотел остаться в памяти своей семьи одним из таких людей. Иметь крылья и не летать лет двадцать-тридцать — зачем тогда вообще жить? Пасти коз на обрыве и ничего не видеть? Создавать семью, но не быть полезным? Нет, Вонхо не был на это согласен.
А значит, ему нужно было сломать себя. Слишком сложно.
Чужая рука на предплечье вывела его из раздумий. Вонхо поднял взгляд на Минхёка и сделал глубокий вдох, прежде чем выпалить:
— Я боюсь.
Дрожь тут же пробежала по телу, сковывая его, но через мгновение Вонхо почувствовал, как ему стало легче, хоть сердце и билось быстро-быстро. Он смотрел в чужие глаза и понимал, что Минхёк не выглядит как-то иначе от того, что он признал свой страх.
— Летать? — уточнил Минхёк спустя пару секунд молчания. Вонхо лишь кивнул в ответ, но видя, что собеседник молчит, собрался с духом вновь.
— Когда отца не стало, я решил, что это из-за полетов. Когда спускался по горам в другие поселения или ходил к сестре отца, не мог смотреть вниз, все думал, что отец вот там где-то разбился, упал… И мне стало сниться, как я падаю, не могу расправить крылья.
Воспоминания нахлынули лавиной, а потом поднялись из груди к горлу. Вонхо зажмурился и стиснул колени пальцами. Страх словно тугим узлом стянул внутренности, и плечи задрожали. Он продолжил, нервно кусая губы и сбиваясь:
— Мама много плакала, а мне плакать было нельзя, потому что сестра. И я думал, а что, если я тоже упаду, разобьюсь? Как тогда они будут?
Вонхо почувствовал, как что-то коснулось его плеча, и распахнул глаза. Минхёк сидел почти вплотную и смотрел вдаль, отвернувшись от него. Тем лучше — если бы Минхёк смотрел на него, увидел бы слезы.
— Но потом я понял, что все равно придется, ведь мама с сестрой не смогут без моей помощи на Менах. И как раз тогда все мои друзья начали совершать первые полеты, я… Я тоже хочу, — твердо сказал Вонхо, проглатывая жгучий ком, — тоже хочу лететь. Но не могу. Я встаю туда и просто не могу.
Он замолк, чувствуя, что груз, который он в себе столько времени держал, уменьшается с каждой секундой. Грусть, переживания, восторг, гнев — все смешалось в груди, и он стал дышать глубоко, чтобы привести себя в равновесие и согнать слезы.
Пальцы Минхёка вдруг сжались на плече.
— Я думал об этом, и мне кажется… — Он вдруг повернулся и улыбнулся. Вонхо даже подумал, что это не солнце внезапно пробилось сквозь листву и ударило по глазам ярким светом, а именно улыбка Минхёка. — Мне кажется, что все боятся совершать первый полет. Неважно, насколько ты уверен в себе, всегда кажется, что можешь упасть.
Он смотрел на Вонхо так пронзительно, словно читал насквозь, и уже не улыбался. Вонхо закусил губу, слушал, ощущая, как слова Минхёка затрагивают его душу. И что-то мелькало между фраз, неуловимое, но очень важное, только он еще не понимал — что это.
— Когда я стоял у обрыва, у меня жутко тряслись колени, ты не видел? — Вонхо покачал головой, удивляясь этому признанию. Ладонь Минхёка скользнула с плеча на вытянутую ногу, а сам он развернулся к Вонхо, заглянул прямо в глаза. — Мне тоже было страшно. Но я чувствовал, как крылья уже сами по себе расправляются, так сильно мне хотелось в воздух. Я закрыл глаза и просто шагнул. Ну потому что… Если бы я упал — значит, так было нужно. Но я ведь не упал, все получилось. Я знаю, что у тебя тоже получится.
Губы сами по себе растянулись в улыбке, и Вонхо опустил голову, пряча свое, пожалуй, слишком радостное и смущенное выражение лица. Минхёк хмыкнул.
— В общем, я считаю, что боятся все, и ты не исключение из правил. Ты ведь никому не говорил об этом, правда?
— Не-а, — Вонхо покачал головой.
— Тебя никто не осудил бы. Бояться — это не плохо. Плохо — это не пытаться преодолеть свой страх.
Вонхо, не поднимая головы, сжал ладонь Минхёка в своей, повинуясь порыву.
— Но ты ведь пытаешься.
Пальцы Минхёка переплелись с его собственными, и в этот момент Вонхо почувствовал, интуитивно понял, что же такое мелькало во всех этих словах.
«Сделать шаг, значит, так?»
Он выдохнул и поднял голову, встречаясь взглядом с Минхёком.
«Значит, каждый боится?»
Минхёк вдруг снова улыбнулся, одними уголками губ.
Одно лишь мгновение, когда страх, кажется, пронзает все тело, проникает в самую глубину, сковывает цепями, но другие чувства — любовь, благодарность и надежда — ярче, глубже, мощнее.
Вонхо решительно подался вперед и коснулся чужих губ трепетно, понимая и всем нутром ощущая, как оно действительно уходит в небытие, отступает огромными шагами, а предвкушение и наслаждение затмевают собой все остальное.
Прошло, наверное, всего секунд десять, и Вонхо с уверенностью положил ладонь на шею Минхёка, отрываясь от губ. Сердце гулко билось в груди, и он улыбался, улыбался так, что болели скулы.
— Да, я тоже боялся, — вдруг подал голос Минхёк, но Вонхо почему-то счастливо рассмеялся и коснулся лбом лба напротив. — И тут ты оказался сильнее.
Вонхо так не думал, но мысли озвучивать не спешил. Сжал теплую ладонь в своей чуть крепче, понимая, что даже если страшно, то это преодолимо.
Ветер со стороны расщелины подул чуть сильнее, набрасывая челку на глаза. Вонхо отстранился от Минхёка, чтобы убрать волосы со лба, и снова поймал взгляд поблескивающих глаз. Голос дрогнул, но его уверенность была непоколебима — ведь Минхёк тоже в него верит — когда он набрался смелости и все-таки произнес:
— Мне кажется, теперь я смогу шагнуть в эту бездну.
Автор: yoaura
Пейринг/Персонажи: Вонхо/Минхек
Рейтинг: PG
Жанр: AU, фэнтези, херт/комфорт
Количество слов: 2106
Саммари/Описание: Всем крылатым рано или поздно нужно спускаться в долину. Wings!AU
читать дальше
Если живешь в горах, то совершенно не замечаешь, что воздух более разреженный, что солнце ярче, что даже в летний день ледяной ветер может пронизывать до самых костей. Все крылатые знают это только по словам людей, приходящих из долины. Сами они, рожденные на границе зеленой травы и снеговых вершин, не понимают, как может быть иначе, пока не спускаются вниз.
Когда Вонхо был маленький, он любил следить за облаками. Иногда они были так близко, что казалось — на них можно запрыгнуть как на мягкую постель, и облака отпружинят. Ему очень хотелось попробовать. Сидя на крыше дома и наблюдая за белыми пушистыми фигурами, он думал: «поскорее бы крылья полностью выросли».
Много сотен лет назад его племя ушло в горы, вытесненное с земель долины войнами и распрями. Там остались жить бескрылые, обычные люди, в то время считавшие, что крылатые — дьявольский народ, приносящий несчастья и недостойный жить среди лесов и пахотных полей. Прошло много времени, прежде чем племя прижилось в высокогорьях. Они научились строить добротные теплые дома, стали выращивать ароматные травы, зерновые, пригнали из долины коз, подбирали у подножий брошенных и диких животных. И так смогли наладить быт в горах, поближе к солнцу.
Но войны утихли, и люди из долины стали подниматься к горным вершинам: их тянули знания крылатого племени, накопленные за столетия. Крылатые — добрые, но не глупые. Свои секреты они не стали выдавать, но договорились обмениваться выращенной едой, ремесленными изделиями и всем тем, что нужно для жизни.
Так и появились Мены. Вот только не всегда бескрылые могли безопасно добираться в горы — некоторые поселения находились за многие дни пути от долины, к тому же высоко-высоко. Зимой им было невыгодно приходить. Тогда крылатые впервые за столетия решили спуститься с гор, да так и привыкли.
Мены стали неотъемлемой частью жизни всех людей — каждый крылатый время от времени должен был летать в долину, а кто-то путешествовал за ее пределы.
Вонхо же мечтал повидать как можно больше.
Папа рассказывал ему о красивых городах людей, говорил о прекрасных водопадах, закатах и рассветах. Что с мамой в молодости они часто летали вдвоем, и Вонхо думал: когда он вырастет, он увидит все своими глазами.
У Вонхо была младшая сестра. Она взрослела, и когда ему исполнилось четырнадцать, он решил, что именно с ней он обязательно слетает к морю. Ее белые крылья отливали голубым, и Вонхо думал, что море должно ей понравиться, ведь мама сказала, что оно тоже цвета неба.
Он смотрел на облака и был полон надежд.
А в пятнадцатый день рождения его отец разбился о скалы.
Вонхо стоял на обрыве и старался не смотреть вниз, призывая для этого всю свою силу воли. Страх сковывал руки, ноги, все тело, сердце гулко стучало, отдаваясь звоном в ушах, а губы подло тряслись.
Всего лишь одно движение — и он полетит.
— Ты сможешь!
Ну вот. Вонхо громко засопел, сделал шаг назад, еще один, а затем развернулся на пятке и взмахнул рукой.
— Если будешь отвлекать меня, не смогу!
Минхёк широко улыбался, сидя под раскидистым деревом, и перебирал что-то в руках — до него было шагов пятнадцать, поэтому Вонхо не видел что именно. И лучше бы не видел и вообще не звал Минхёка с собой. Слишком много шума.
— Я твоя группа поддержки, а заодно свидетель, без которого никто не поверит, что ты сам полетел. Приду и сообщу всем, что ты теперь взрослый. Воспрянь!
Минхёк взмахнул руками, и на его голову из ладоней посыпались травинки, которые до этого он разрывал пальцами. Вонхо громко рассмеялся, потому что, ну разве Минхёк не дурак? Он пробежался взглядом по сидящей фигуре. Белая свободная рубашка из мягкой ткани — такая же, как у Вонхо, — коричневые штаны, заткнутые в сапоги. Темно-русые волосы развевал шальной ветер, а перья в каштаново-бежевых крыльях слегка трепыхались. В племени было поверье, что если крылья двухцветные, то характер у человека — простой, как сложить два и два. Вонхо считал, что Минхёк изо всех сил старается этому поверью соответствовать, да только не всегда выходит.
Сзади, со стороны обрыва, ощутимо поддувало, и Вонхо, вздрогнув, решил еще немного подождать. Он отошел, плюхнулся рядом с Минхёком на траву и раскинул руки, щурясь от приятных лучей солнца, проникающих сквозь ярко-зеленую крону.
— Мама сказала, что хочет взять меня с собой на Мены. Говорит, я там всех людей завлеку: не умениями, так голосом. Не голосом, так красотой.
Вонхо приподнял голову и увидел, что Минхёк снова рвет травинки.
— Не хочешь?
— Хочу. И не хочу. Страшно немного, я все таки еще в долину не спускался.
Взгляд упал на сложенные крылья Минхёка. Лучики красиво подсвечивали перья, и казалось, что светло-бежевая часть почти прозрачная. У Минхёка были красивые крылья, под стать ему, а у Вонхо — черные, как смоль, и в семье больше таких не было. Они не будут так же красиво выглядеть на солнце, зато если летать в темноте — зрелище, наверное, страшное и захватывающее. Вот только, во-первых, ночью летать слишком опасно. А во-вторых, Вонхо до сих пор… не взлетал выше своего роста.
Обрыв, у которого они сидели, был местом, где каждый из их поселения совершал свой первый полет. Эта традиция передавалась из поколения в поколение: достигший восемнадцати лет подросток мог назвать родителям имя человека, которому больше всего доверял, а затем вместе с ним приходил к одному и тому же месту. И прыгал. Свидетель связывался клятвой, обязываясь подтвердить, что теперь крылатый действительно может летать, спускаться в долину и приносить своему дому пользу.
Вонхо не мог. Ему только-только исполнилось двадцать два, и он был благодарен племени за то, что обряд не обязательно было совершать при всех и в определенное время. Он мог совершить первый полет хоть в пятьдесят, но ему самому хотелось летать. Когда Вонхо смотрел на своих родных, на друзей, расправляющих крылья и летящих, свободных, у него захватывало дух, а в груди становилось так щекочуще тепло, что самому не терпелось. Но обычно это длилось всего миг, ведь потом он вспоминал, насколько сильно боится высоты.
Крылатый боится высоты.
Минхёк вдруг отряхнул ладони и потянулся руками к Вонхо, а затем зарылся пальцами в его волосы. В груди что-то дернулось, словно лопнула струна, и Вонхо закрыл глаза, позволяя себе насладиться этими мимолетными ласками. Любовь Минхёка к прикосновениям — палка о двух концах. И хочется, и колется, ужасно колется, особенно когда Минхёк лезет обниматься, а делал он это не реже трех раз в день. Вонхо пришлось привыкнуть чувствовать его теплые крепкие руки и дыхание на щеках и держаться, держаться.
Земля под спиной была теплая — даже через крылья он это чувствовал. Ветерок ласково холодил кожу, а Минхёк приятно касался волос, и Вонхо на пару мгновений забыл о том, где они, зачем сюда пришли, о чем говорили… Хотелось вечно плавать на этих волнах удовольствия, сладко покачиваясь и ни о чем не заботясь.
— Может, сначала попробовать взлететь с возвышенности, а не сразу в пропасть?
Наваждение схлынуло, по рукам пробежал холодок. Вонхо резко сел и повернулся к Минхёку.
— С чего ты взял, что я не смогу, как нужно?
— Потому что ты до сих пор не смог, — Минхёк смотрел как-то чересчур нежно, и Вонхо отвел взгляд, устремляя его в сторону обрыва. — Я тебя знаю. Если ты можешь, ты делаешь это сразу. Мне кажется, тебя что-то тревожит.
Ему было двадцать, когда Минхёк предложил быть свидетелем первого полета. Радость и торжество заполнили Вонхо до краев, когда он увидел Минхёка, взмывающего ввысь из расселины. Тот был свободным, полным сил и счастья, ведь теперь он был настоящим взрослым, а не просто оперенным крылатым. Солнце поблескивало и переливалось на двухцветных крыльях Минхёка, а Вонхо ощутил, как в уголках глаз скапливаются слезы от бушующей внутри невысказанной любви, перемешанной с тоской.
Где-то в глубине души Вонхо думал, что станет посмешищем, если признается. Он никогда не слышал о том, чтобы кто-то из племени не мог полететь. Были рассказы о женщинах и мужчинах, которые совершили свой первый полет уже будучи бабушками и дедушками, но Вонхо не хотел остаться в памяти своей семьи одним из таких людей. Иметь крылья и не летать лет двадцать-тридцать — зачем тогда вообще жить? Пасти коз на обрыве и ничего не видеть? Создавать семью, но не быть полезным? Нет, Вонхо не был на это согласен.
А значит, ему нужно было сломать себя. Слишком сложно.
Чужая рука на предплечье вывела его из раздумий. Вонхо поднял взгляд на Минхёка и сделал глубокий вдох, прежде чем выпалить:
— Я боюсь.
Дрожь тут же пробежала по телу, сковывая его, но через мгновение Вонхо почувствовал, как ему стало легче, хоть сердце и билось быстро-быстро. Он смотрел в чужие глаза и понимал, что Минхёк не выглядит как-то иначе от того, что он признал свой страх.
— Летать? — уточнил Минхёк спустя пару секунд молчания. Вонхо лишь кивнул в ответ, но видя, что собеседник молчит, собрался с духом вновь.
— Когда отца не стало, я решил, что это из-за полетов. Когда спускался по горам в другие поселения или ходил к сестре отца, не мог смотреть вниз, все думал, что отец вот там где-то разбился, упал… И мне стало сниться, как я падаю, не могу расправить крылья.
Воспоминания нахлынули лавиной, а потом поднялись из груди к горлу. Вонхо зажмурился и стиснул колени пальцами. Страх словно тугим узлом стянул внутренности, и плечи задрожали. Он продолжил, нервно кусая губы и сбиваясь:
— Мама много плакала, а мне плакать было нельзя, потому что сестра. И я думал, а что, если я тоже упаду, разобьюсь? Как тогда они будут?
Вонхо почувствовал, как что-то коснулось его плеча, и распахнул глаза. Минхёк сидел почти вплотную и смотрел вдаль, отвернувшись от него. Тем лучше — если бы Минхёк смотрел на него, увидел бы слезы.
— Но потом я понял, что все равно придется, ведь мама с сестрой не смогут без моей помощи на Менах. И как раз тогда все мои друзья начали совершать первые полеты, я… Я тоже хочу, — твердо сказал Вонхо, проглатывая жгучий ком, — тоже хочу лететь. Но не могу. Я встаю туда и просто не могу.
Он замолк, чувствуя, что груз, который он в себе столько времени держал, уменьшается с каждой секундой. Грусть, переживания, восторг, гнев — все смешалось в груди, и он стал дышать глубоко, чтобы привести себя в равновесие и согнать слезы.
Пальцы Минхёка вдруг сжались на плече.
— Я думал об этом, и мне кажется… — Он вдруг повернулся и улыбнулся. Вонхо даже подумал, что это не солнце внезапно пробилось сквозь листву и ударило по глазам ярким светом, а именно улыбка Минхёка. — Мне кажется, что все боятся совершать первый полет. Неважно, насколько ты уверен в себе, всегда кажется, что можешь упасть.
Он смотрел на Вонхо так пронзительно, словно читал насквозь, и уже не улыбался. Вонхо закусил губу, слушал, ощущая, как слова Минхёка затрагивают его душу. И что-то мелькало между фраз, неуловимое, но очень важное, только он еще не понимал — что это.
— Когда я стоял у обрыва, у меня жутко тряслись колени, ты не видел? — Вонхо покачал головой, удивляясь этому признанию. Ладонь Минхёка скользнула с плеча на вытянутую ногу, а сам он развернулся к Вонхо, заглянул прямо в глаза. — Мне тоже было страшно. Но я чувствовал, как крылья уже сами по себе расправляются, так сильно мне хотелось в воздух. Я закрыл глаза и просто шагнул. Ну потому что… Если бы я упал — значит, так было нужно. Но я ведь не упал, все получилось. Я знаю, что у тебя тоже получится.
Губы сами по себе растянулись в улыбке, и Вонхо опустил голову, пряча свое, пожалуй, слишком радостное и смущенное выражение лица. Минхёк хмыкнул.
— В общем, я считаю, что боятся все, и ты не исключение из правил. Ты ведь никому не говорил об этом, правда?
— Не-а, — Вонхо покачал головой.
— Тебя никто не осудил бы. Бояться — это не плохо. Плохо — это не пытаться преодолеть свой страх.
Вонхо, не поднимая головы, сжал ладонь Минхёка в своей, повинуясь порыву.
— Но ты ведь пытаешься.
Пальцы Минхёка переплелись с его собственными, и в этот момент Вонхо почувствовал, интуитивно понял, что же такое мелькало во всех этих словах.
«Сделать шаг, значит, так?»
Он выдохнул и поднял голову, встречаясь взглядом с Минхёком.
«Значит, каждый боится?»
Минхёк вдруг снова улыбнулся, одними уголками губ.
Одно лишь мгновение, когда страх, кажется, пронзает все тело, проникает в самую глубину, сковывает цепями, но другие чувства — любовь, благодарность и надежда — ярче, глубже, мощнее.
Вонхо решительно подался вперед и коснулся чужих губ трепетно, понимая и всем нутром ощущая, как оно действительно уходит в небытие, отступает огромными шагами, а предвкушение и наслаждение затмевают собой все остальное.
Прошло, наверное, всего секунд десять, и Вонхо с уверенностью положил ладонь на шею Минхёка, отрываясь от губ. Сердце гулко билось в груди, и он улыбался, улыбался так, что болели скулы.
— Да, я тоже боялся, — вдруг подал голос Минхёк, но Вонхо почему-то счастливо рассмеялся и коснулся лбом лба напротив. — И тут ты оказался сильнее.
Вонхо так не думал, но мысли озвучивать не спешил. Сжал теплую ладонь в своей чуть крепче, понимая, что даже если страшно, то это преодолимо.
Ветер со стороны расщелины подул чуть сильнее, набрасывая челку на глаза. Вонхо отстранился от Минхёка, чтобы убрать волосы со лба, и снова поймал взгляд поблескивающих глаз. Голос дрогнул, но его уверенность была непоколебима — ведь Минхёк тоже в него верит — когда он набрался смелости и все-таки произнес:
— Мне кажется, теперь я смогу шагнуть в эту бездну.
@темы: фэнтези, АУ, мини, фанфик, Ли Минхёк, Шин Хосок (Вонхо), Минхёк/Хосок, Хосок/Минхёк, PG
-
-
01.01.2018 в 15:23Солнечный минхек, который такой сильный духом и вообще заечка, поддерживающая друга 💛💛💛 и вонхо с крыльями, который боится летать тт но не побоялся сделать другой шаг навстречу бездне 💔
Спасибо, это так прекрасно ❤
-
-
02.01.2018 в 20:32в ту бездну тоже страшно шагать)) а он разом все перекрыл благодаря минхекууу))
спасибо~~